Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во Втором свитке «Хагакурэ» Ямамото Цунэтомо открыто рассуждает о другом важнейшем аспекте истинной, с его точки зрения, любви — о любви тайной, безотносительно того, кому она адресована — мужчине или женщине: «Я верю, что высшая любовь — это тайная любовь. Будучи однажды облеченной в слова, любовь теряет свое достоинство. Всю жизнь тосковать по возлюбленному и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, — вот в чем подлинный смысл любви». Из этих слов бывшего самурая сочится причудливая смесь романтических представлений о любви хэйанских времен с молчаливой воинской эстетикой дзэн-буддизма. Любить и страдать, страдать и молчать, любить, молча и страдая, умереть, не открыв никому, прежде всего предмету своей любви, чувства, — вот высшая степень самурайской любви, ее идеал — и полная бессмыслица и выхолащивание отношений, с точки зрения современного европейца. И даже в традиции: у людей христианской морали такая любовь имеет право на существование, только если ее безмолвие и непроявление помогают избежать греха. Монах обращается к Господу с молитвами, чтобы забыть о возлюбленной (или уж совсем не дай бог — возлюбленном), или рыцарь, влюбленный в жену сюзерена, молча ждет, когда сможет быть ей полезен. У европейских трубадуров тоже Дама — это женщина, которая, как правило, никогда не станет ни женой, ни любовницей из-за разницы в общественном положении, тогда любовь к ней нужно держать в тайне, чтобы ее не скомпрометировать. Именно невысказанные, но глубоко переживаемые чувства стали одной из любимых тем трубадуров, да и «голубой отблеск» в их творчестве тоже встречается, пусть и не такой яркий. А ведь именно трубадуры были когда-то главными «законодателями» «веселой науки» в Европе, а Данте и Петрарка развили их литературное творчество, положив начало современной любовной лирике.
Даже если оставить в стороне гомосексуальный аспект проблемы, став жертвой такой «истинной любви», оба — и мужчина, и женщина — обречены на внешне холодные отношения в семье, создать которую велит долг, а не чувство, на ограниченное, формальное общение в ней или отсутствие этого общения совсем, на детей, которые будут воспитываться только из чувства долга, на неизбежные в такой ситуации измены — хотя бы для того, чтобы элементарно «выпустить пар». Но моральная оценка измен мужчин и женщин при этом дается диаметрально противоположная, что характерно и для христианского мира. Исходя из маскулинной самурайской логики, несложно понять, какая именно. Вот показательная история, рассказанная Ямамото:
«Один человек проходил через город Яэ, когда у него неожиданно заболел живот. Он остановился у дома в переулке и попросил разрешения воспользоваться уборной. В доме оказалась только молодая женщина, но она повела его во двор и показала, где находится туалет. Когда он снял хакама[23] и собирался оправиться, неожиданно вернулся муж молодой женщины и обвинил их в прелюбодеянии. В конце концов их дело рассматривалось в суде.
Господин Наосигэ услышал об этом и сказал:
— Даже если этот человек не думал о прелюбодеянии, он совершил не меньшее преступление, когда, не раздумывая, снял хакама в присутствии женщины. Женщина же совершила преступление, поскольку позволила незнакомцу раздеваться, когда в доме не было мужа. Говорят, что они оба были приговорены к смерти»[24].
Основы такого воспитания женщин закладывались с самого начала их жизни: «Главное в воспитании девочек — с детских лет прививать им целомудрие. Девочка не должна подходить в мужчине ближе чем на два метра, смотреть ему в глаза и брать вещи из его рук. Она не должна ходить на прогулки и посещать храмы. Если она получит строгое воспитание и будет много страдать в родительском доме, ей не на что будет жаловаться, когда она выйдет замуж». Вот так: страдать надо с детства, тогда не на что будет жаловаться — ни больше ни меньше.
Сокрытое в листве
По иронии судьбы существует странное для нас на фоне описанных только что представлений о любви объяснение названия труда Ямамото — «Хагакурэ». По-японски оно означит «Сокрытое в листве», и есть предположение, что фраза эта взята из стихотворения монаха Сайгё:
В нескольких дрожащих лепестках,
Сокрытых среди листьев,
Как сильно я чувствую
Присутствие той,
По ком втайне тоскую!
Если это так, то типичный образец романтической лирики подарил название образчику самурайского трактата о нравственных правилах, радикально отличающейся от морали аристократов древней Японии, хотя что-то общее между ними, конечно же, есть.
«Хагакурэ» написано примерно в 1710 году, во времена расцвета токугавской Японии — мощного и стройного государства, идеалы которого во многом легли в основу современной Страны восходящего солнца. В том числе и идеалы, связанные со сферой человеческих чувств и переживаний. Спустя 250 лет у Ямамото Цунэтомо, известного также под своим монашеским именем Дзёте, появился гениальный последователь, развивший и отшлифовавший его теорию до предела, поддержавший ее своей репутацией талантливого писателя, проживший и умерший в соответствии со своим представлением о «Хагакурэ». Речь идет о знаменитом писателе Мисима Юкио, ставшему чуть ли не культовым автором в постсоветской России с легкой руки Григория Чхартишвили, еще не превратившегося к тому времени в Бориса Акунина. Помимо собственных романов, пьес и эссе, Мисима написал еще обширные комментарии к своей любимой книге — «Хагакурэ», названные им «Хагакурэ Нюмон» — «Введение в Хагакурэ», ценные для нас тем, что противоречивые отношения любви, секса и страсти оцениваются там с точки зрения японца почти наших дней (Мисима погиб в 1970 году).
Писатель